Не про любовь. Ромео и Джульетта в РАМТе
Как преподнести современному зрителю трагедию Шекспира, чтобы всем известная история времен эпохи возрождения с ядами, кинжалами, боями на шпагах тронула сердце современного зрителя? Публика стала более циничной, дистанцированной и далеко не всегда готова сопереживать страстям, бушующим в шекспировских трагедиях. Егор Перегудов сделал хорошую попытку достучаться до нынешнего поколения и предложил свою трактовку великого произведения: «Герои пьесы – Ромео, Джульетта, Меркуцио, Тибальт — одна компания, они близки нам по возрасту, по восприятию, мы — ровесники. Хочется поделиться, как наше поколение понимает эту историю».
Выбирая место действия, режиссер вместе с художником Владимиром Арефьевым искали пространство, где возникало бы чувство тревоги, где человеку становится не по себе. Сначала появилась идея темного, сырого, подземного перехода образца девяностых годов, по которому хочется побыстрее пройти и покинуть это место, затем к нему присоединились две лестницы, с одной стороны Монтекки, с другой Капулетти. Всё действие происходит на бегу на проходе, и это задает ритм спектакля.
Вы не увидите в спектакле дам в пышных старинных платьях, кавалеров в белых рубашках с манжетами и жабо. По замыслу режиссера, герои — наши современники, обычные юноши и девушки, одетые в удобные спортивные костюмы и кроссовки. Вместо слуги в ливрее – парень в рекламном костюме предлагающий прохожим хот доги. И место действия такое знакомое: московский подземный переход.
Пространство сцены собрано из тесно прижавшихся друг к другу киосков, подмигивающих неоновыми огнями: «цветы», «кофе», «книги», «обмен валюты». В этом грязном, неуютном и небезопасном месте с протекающим потолком сталкиваются враждующие группировки, происходят драки и поножовщина. Бегущая строка, так привычная нам по сводкам новостей, помогает удерживать нить событий. Без труда мы узнаем атмосферу и приметы перестроечного времени.
И вдруг начинает звучать оригинальный шекспировский текст, и мы убеждаемся, что он нисколько не устарел, не поблек за 400 лет. И даже колючий перевод Осии Сороки, наполненный труднопроизносимыми неологизмами, легко приживается в устах актеров. Благодаря такому намеренно провокационному режиссерскому решению, мы чувствуем диссонанс между великой поэзией и узкими, как этот подземный переход, рамками современной действительности. Но это противоречие только обостряет и подчеркивает внутреннюю неизменность этого мира. Безусловно, за прошедшие столетия сильно изменилась внешняя сторона: одежда, обстановка, язык, темп жизни, но изнутри мир все так же наполнен ненавистью, и по-прежнему для любви в нем нет места. Именно поэтому во все времена самым простым и понятным выходом для Ромео и Джульетты является самоубийство. В наше время, когда подростковый суицид стал серьезной проблемой, эта тема требует особой осторожности.
По замыслу режиссёра герои знают, что должны погибнуть, что выжить нет никакой возможности. «Этот выход, это решение возникает как реакция на тот мир, где герои живут. Мир наполнен враждой и насилием, герои видят его в своей семье, на улице, по телевизору, в интернете и как результат, насилие становится естественной реакцией на проблемы».
Насилие стало настолько естественным, что никогда не знаешь из какой щели вырвется новая вспышка гнева и враждебности, откуда вылетит кинжал, шпага или пуля, чтобы смертельно ранить друга или врага. Это война, которая не знает пощады. Ромео и Джульетта стали заложниками этой войны, и поэтому они обречены. А с другой стороны, они просто дети, будущее своих семей. Но чтобы их родные вспомнили об этом, им пришлось умереть. Любовь юных Ромео и Джульетты не смогла прекратить вражду семей, зато их примирило общее горе.
«Мы хотим рассказать волнующую нас историю теми средствами, которые на сегодняшний день нам кажутся подходящими. Они достаточно острые, наглые, провокационные, но мы эту историю ощущаем именно так. Важно, что эта история семейная. Мы не делаем трагедию, мы делаем семейную хронику». Похоже, здесь есть, о чем задуматься: то, что когда-то было трагедией, в наше время стало повседневной хроникой.
