«Точка внутреннего напряжения». Дмитрий Крымов об Анатолии Эфросе
Дмитрий Крымов родился в 1954 году. Отец Анатолий Эфрос, мать Наталья Крымова. При изначальном счастье родиться в такой семье понятно, что невозможно было искать своё призвание где-либо ещё кроме театра. Его первая работа сценографическая – оформление спектакля отца «Отелло», ею же он защитил свой диплом художника-постановщика в Школе-студии МХАТ. И хотя пытался на какое-то время заниматься живописью, графикой, инсталляцией, живой театральный процесс увлекал его гораздо больше. Крымов достаточно долго руководил Лабораторией в Школе драматического искусства – 20 спектаклей за 14 лет это много или мало? Потом ушёл, вернее его ушли, и вот сейчас на новой площадке Школы современной пьесы он поставил резонансный и уже отмеченный вниманием, как театральной критики, так и публики спектакль под названием «Все тут».
К этому спектаклю желательно серьёзно готовиться заранее, только так можно будет прочувствовать его многослойность, считать не поверхностные, а глубокие смыслы.
По идее спектакль должно сразу отнести к жанру «биографический» – он, действительно, о любимых родителях, родных и близких людях. Но биографичность здесь не буквальная и линейная, а сквозная, с неуловимой «крымовской» текучей эстетикой. Крымов вообще всегда работает очень индивидуально, используя самые разные приёмы, чтобы непринуждённо приобщать зрителей к происходящим на сцене реальным событиям, чередующимся вперемешку с вымышленными, выразительно объединяя их вокруг одной главной «сердцевины, точки внутреннего напряжения».
Спектакль напоминает кроссворд. Слово из пяти букв по горизонтали угадывают все и сразу – это Анатолий Эфрос, далее в пересечении мать и сам Крымов, сын. Оставшиеся связи-клеточки заполняются друзьями, знакомыми, родными, а также персонажами пьесы американского драматурга Торнтона Уайлдера «Наш городок». Наложение на личную историю ещё и действующих лиц из «Нашего городка», не менее реальных, чем современники, создаёт, таким образом, театр в театре, спектакль в спектакле.
И всё же «Все тут» – это спектакль об отце. Анатолии Эфросе.
Он (Павел Дроздов) появляется всего лишь в нескольких сценах, молодой и влюблённый в свою очаровательную жену (Татьяна Циренина) в красной беретке, но незримо присутствует в каждом мгновении спектакля. «Пожалуйста, будьте добры», – так общался Эфрос на репетициях, прося актёров оставаться в «границах нежности». Таким же мягким и деликатным Крымов, подражая манерам отца, показывает нам самого себя в спектакле (его играет Александр Овчинников) – не говоря ни слова о трагедии отца, его травле и конфликтах в театре. Но эта тема присутствует и иносказательно обыгрывается с помощью одной забавной пожилой героини, которая приправляя свою речь чёрным перцем крепких выражений, прямолинейно и бескомпромиссно даёт честные определения прошлым событиям. Бессменного завлита Эфроса, легендарную Нонну Скегину играет бесподобная Мария Смольникова.
«Все тут» получились одновременно лёгкими и сложными, детскими и взрослыми, воздушными и заземлёнными, соединили в себе несочетаемое, живых и мертвых. Спектакль сложно поддаётся анализу, поскольку постоянно проступает метафизический подтекст, как некая тайнопись между строк симпатическими чернилами. Сценография при этом подчеркнуто наивная, в нарочитой гротескности фигур, образов, сцен чувствуются затаённые переживания мальчика, юноши, молодого человека, сына своих родителей. Боль очень искусно спрятана за толстым слоем театрального сюра. Через утрированную комичность поступает нежность к дорогим воспоминаниям.
Эмоциональное напряжение гармонично выстроенных режиссёрской рукой сцен, рождает щемящую тонкую драматургию. В головах у зрителя происходят странные качели – туда-сюда, улетают то ли в настоящее, то ли в выдуманное, то ли плакать нужно, то ли смеяться. Таким приёмом Крымов постоянно раскачивает психофизику, благодаря чему что-то неожиданное рождается на стыке несовместимых вещей.
Спектакль перенасыщен затейливыми пространственными и временными перемещениями. Быстро и неожиданно происходит также ротация героев – американский мифический городок Гроверс Корнерс превращается в Москву 60-х, из СССР переносят в Грузию, из Парижа на чеховский остров Сахалин, с небес на землю. Актёры изображают актёров, меняют костюмы, переходя из эпохи в эпоху, с книжных страниц в близкую современность, выступают в двойных и даже тройных ролях. Задействованы мебель и самые разные предметы, которые весьма успешно справляются с исполнением комически-драматических ситуаций. Уже в первой сцене в зрительный зал дают свет, и зрители видят процесс репетиции пьесы. Потребность зрителей быть не наблюдателями, а участниками удовлетворена сполна – действие на сцене щедро сдобрено интерактивом в виде проходок актёров по рядам зрителей, водяных брызг и закидывания яйцами из папье-маше, летает голубь, кукарекает петух.
Мизансцены сменяют друг друга с весьма своеобразной логикой, следуя цепочке личных ассоциаций Крымова, когда одна когда-то врезавшаяся в память деталь тянет за собой яркие объёмно вылепленные образы. Пышногрудая бабушка (Ольга Надеждина), поющая ему колыбельные революционные песни. Дед-большевик (Владимир Шульга) танцует танго с гигантской серебристой рыбой, а потом эффектно стреляет в неё из револьвера.
Как Америка превратилась в Грузию, а вернее в грузинскую свадьбу? Грузия также материализовалась из давних воспоминаний об отце. «Наш городок» в обработке Резо Габриадзе поставил режиссёр Михаил Туманишвили, радикальным образом «огрузинив» американских героев, поэтому на сцене актёры носят кепки-аэродромы, выдающиеся наклеенные орлиные носы, веселят забавными речами с характерным акцентом, произносят цветистые тосты на грузинской свадьбе.
«Мама, я не хачу жениться!» – «Папа, я его нэнавижу!»
Они полюбили «другу друга» и прожили вместе тысячи завтраков, обедов и ужинов.
– А 32 дня ты прапустил, не завтракал, гдэ ты был?
– Слушай, в камандировке я был!
– Это рыжая такая камандировка?
Но вернёмся к Анатолию Эфросу.
«Я опять работаю над Чеховым».
«Чайка» в Театре Ленинского комсомола, «Три сестры» в Театре на Малой Бронной, «Вишневый сад» в Театре на Таганке – знаменитая «эфросовская» трилогия.
В спектакле также есть потрясающая сцена, связанная с Чеховым. Она из неосуществленного в Школе драматического искусства спектакля «Чехов. Своими словами», а здесь пригодилась. В ней демонстрирует свой ослепительный актёрский талант любимая актриса Крымова Мария Смольникова. Называется «Чехов на Сахалине», главные действующие лица в ней двухметровый Антон Павлович, сложенный из двух актёров, спрятанных в его макинтоше, и Сонька Золотая Ручка. Разговор Соньки с Антоном Павловичем невозможно вкусное театральное лакомство!
На блатном жаргоне миниатюрная щербатая Сонька в ватнике, волоча за собой тяжёлую кандальную цепь, сыплет фразами будущих чеховских героинь, которые Чехов еле успевает записывать за ней в блокнот, зовёт «В Москву! В Москву!», а потом театрально переключается на высокую ноту: «Сударь, я читала все ваши произведения» и даёт совет вместо рассказов начать писать пьесы.
Зрителям смешно и весело, непривычно видеть как Сонька дарит ему идеи и советует что писать, а что нет, тогда как реальный подтекст трагический – Эфросу ведь не давали ставить Чехова, писали жалобы, закрывали уже готовые спектакли…
Нельзя понять, чего больше в этом спектакле грустных или радостных воспоминаний. Создаётся ощущение, что как будто это спектакль-прощание – режиссёр одновременно признаётся в любви и прощается с теми, кто был ему бесконечно дорог, с самим собой прежним, преодолевает воспоминания, уходит из прежних мест и ситуаций, возвращаясь в прошлое, чтобы вот так символически освободиться от него и отправиться в будущее. По крайней мере, делает эту попытку ровно настолько, насколько это возможно.
Так в чем же заключается суть спектакля?
Он посвящён прощению и отпусканию, жизни и умиранию, воскрешению ушедших, памяти и нахождению себя.
Как на радугу, на вздыбленные дугой конструкции сцены выходят все герои. Этих людей уже нет в земном мире, но они есть, они с нами, они и мы – все тут. Магическая эфросовская «эмоциональная математика», когда из некоего числа вычитается некая цифра, но в итоге обе складываются, потому что все – тут.
Финал этого кажущегося лёгким спектаклем непрост. В нём эмулируется человеческая смертность – зрителей погружают в темноту, в которой вспыхивает звёздная россыпь множества горящих фонариков. Светящиеся точки-звёзды обозначают, наверное, ушедших любимых и дорогих людей, воскресить которых можно памятью о них и …спектаклем.
В эпилог просятся слова Анатолия Эфроса: «В спектакле важен не слепок жизни, а смелый росчерк очень важного чувства и важной мысли». Что же Дмитрий Крымов – достойный сын своего отца.
