Шоколадный куннилингус в «Жестоких играх» Марчелли

На Евгения Марчелли, нынешнего худрука Театра Моссовета возложены большие надежды. От него ждут резонансных постановок, нового взгляда и свежего ветра.

«Жестокие игры» Алексея Арбузова были выбраны режиссёром в качестве прорыва на сцене вверенного ему московского театра. В пьесе, написанной в 1978 году, обличался цинизм молодого поколения. Молодёжь в пьесе представлена 20-летними друзьями – Каем, сыном дипломатов, Никитой, спортсменом, математиком и просто красавцем, простым незамысловатым Терентием и безбашенной девушкой Нелей. В противостоянии к молодым циникам и в позицию «героя» советский драматург поставил врача Мишу, человека постарше из далёкой Сибири. Хотя эта линия тоже неидеальна, жена Миши Маша рвётся реализовывать себя как геолог в то время, как их новорождённое дитя посапывает в кроватке.

Актуализация старых пьес более чем востребована сейчас на театральных подмостках. Иногда новое прочтение вызывает шквал негодующей критики, иногда восторг аплодисментов. Иногда режиссёр перекраивает материал своими тематическими высказываниями, иногда оставляет все запятые от оригинала.

В новом спектакле «Жестокие игры» наблюдается попытка переосмысления старого материала, и Марчелли выступает как мичуринец, с авторским подвоем на базовое дерево. Но чтобы осовременить героев, чтобы они не выглядели планшетными, им необходимо глубоко прорасти корнями в реальную действительность. Искусственное дыхание надо сделать так, чтобы старая пьеса с надуманным конфликтом, сделала глубокий вздох и открыла глаза. И все вокруг сказали бы «Ах! Живое!»

По форме спектакль выглядит до крайности современно. Сцены сшиты между собой остановками действий, перестановкой реквизита в полумраке сцены силами рабочих и вспышками слепящих глаза прожекторов, и можно представлять себе, что сейчас на театральной сцене снимается кино. Девушки обнажаются на радость мужским глазам, и даже раскрашиваются пикантным боди-артом при помощи весьма обильного количества вёдер с краской. На сцене присутствует гигантская ель, вернее часть от неё, символизируя собой суровый пейзаж Сибири. Герои ходят на сцене в трусах и лифчиках, плюют недожёванные конфеты в фантики, выбулькивают недопитый алкоголь в стаканы и громко с присвистом очень натуралистично, а главное, очень долго храпят. Не забыты и модные видеопроекции на заднике, и человек двадцать пять артистов, вышедших внезапно на авансцену в дождевиках, дружным хором поющих песню австралийского дуэта Shouse. То есть «свежего ветра» в спектакле очень много.

По существу, конечно же, видоизменены трактовки образов, и из всего молодого поколения, олицетворяющего собой циничность этого мира, режиссёр выделяет именно девицу по имени Неля, играет которую ярко и старательно (от градуса истерик стоит звон в ушах) молодая актриса Екатерина Девкина. Очень запоминающейся становится сцена «шоколадного куннилингуса», когда Никита (Нил Кропалов) стоя на руках в сложном акробатическом этюде погружает лицо между ног девушки, надолго зависая вы этом непростом положении и являя далее измазанное лицо в шоколаде. Понятно, что у Арбузова не то что бы нет подобной мизансцены, но и от обличения цинизма он сам надолго отвлёкся бы, наблюдая её.

Режиссёрская рука Марчелли центрирует фокус внимания на Неле. Действительно, чрезвычайно лёгкая в поведении девица (благодарю русский язык за возможность широкого выбора синонима), присутствует и в первом, и во втором действиях спектакля, то есть и в Москве, и в Сибири, демонстрируя то ли зуд плоти к мужскому полу, то ли поиски этой самой настоящей любви, что растопило бы зрительское сердце хотя бы снисхождением, если не сочувствием. Но оправдать художества девицы сложно. Мать Нели, которая разыскивает сбежавшую из отчего дома дочь, рассказывая их семейную драму – беспощадный отец заставил десятиклассницу сделать аборт в 16 лет – употребляет слово «верующий он», ибо ведь только религиозный фанатик мог подвергнуть дочь такому вопиющему насилию. Понятно, что намёк Арбузова в советское время ровно ложился на духовно-нравственные убеждения советских граждан, строителей коммунизма, но разве не звучит подобное явным диссонансом с сегодняшней реальностью? Разве завидуют сейчас дипломатам, когда открыт мир? Разве романтика бескорыстия не заменилась желанием большого заработка? Можно ли осуждать поиски себя и зачем искать корень зла исключительно в родительском поведении?

Единственный момент в самом финале, на котором дрогнула душа, это обаятельный Терентий (Иван Расторгуев), который насмотревшись на всех нель и друзей, говорит добрые слова отцу, бывшему забулдыге (Александр Бобровский).

Улицы Москвы украшают искусственными цветущими деревьями, красивыми, но неживыми. Вкусна ли конфета в красивом фантике, выдерживает ли старая пьеса Арбузова ребрендинг Марчелли, или то, что мертво, умереть вполне может. Вопросов много, ответы в спектакле.

Режиссер-постановщик: Евгений Марчелли,

Художник-сценограф, художник по костюмам: Анастасия Бугаева

В ролях:

Кай Леонидов: Митя Федоров

Никита Лихачев: Нил Кропалов

Терентий: Иван Расторгуев

Неля: Екатерина Девкина

Мишка Земцов: Антон Аносов

Маша Земцова: Ирина Климова

Ловейко: Андрей Межулис

Константинов: Александр Бобровский

Олег Павлович: Александр Яцко