Зимой стыдно не было
«Вика! Руки, засунь в карманы, у Аньки уже кошелек сп..или!», — небольшая группка девушек пытается держаться вместе в давке на ступеньках подземного перехода на Пушкинской. Я не стал оставаться на митинг, которым закончилось шествие – от Кропоткинской до Новопушкинского сквера прошли люди под лозунгами в защиту детей, эти люди интересовали меня больше, чем надуманная, высосанная из пальца идеологическая суть мероприятия.
Еще за два часа до начала марша в Твиттере публиковали снабженные ехидными комментариями фотографии людей, сверяющихся со списками – массовка, как и на грандиозном митинге годичной давности на Поклонной горе, была поставлена отлично. Я вынырнул из душной мрачной Кропоткинской на залитый солнцем бульвар и двинулся от хвоста колонны к ее голове, которая, как оказалось, была аж у Арбатской – люди, разбившись на большие группы, занимали обе стороны перекрытого бульвара, с каждой стороны перед шествием построилось по небольшому духовому оркестру.
Очень быстро я наткнулся на колонну ЛДПР, и пристал к нескольким державшимся особняком усатым мужичкам.
– Что побудило вас придти на митинг?
– Мы пришли за другое! – тут же сообщил мне без лишних предисловий один из усатых.
На мое недоумение, мужики стали отвечать в том ключе, что “хватит нашему правительству обезьянничать” и вообще “мы против ювенальной юстиции”. Тут же гражданин рядом ответил, что пришел на марш, потому что его зовут Владимир, как и Владимира Вольфовича. Мне всегда не очень удобно приставать к людям, но ободренный таким началом я двинулся дальше и тут же вклинился в колонну с флагами “Единой России”. Год назад, зимой, на “митинге бюджетников” все, кого свезли автобусами за отгулы или заманили на метро пятьюстами рублями, были проинформированы абсолютно точно, что они собрались на Поклонной горе не просто так, а есть “оранжевые болотные”, которые хотят развала России. Здесь же почти никто не был в курсе, что совсем недалеко, на другом бульваре, те самые люди тоже идут маршем. Тетки с флажками ЕР прятали лица, разговаривать со мной никто не хотел, но по нескольким немногословным ответам, я понял, что в отсутствии той минимальной, но простой и достаточной идеологической базы, которая была на Поклонной, людям очень стыдно – требуется какое-то внутренне оправдание тому, что получаешь деньги или что-то еще за прогулку по морозу. То есть врать, что заставили пройти именно волнения за судьбу детей, усыновленных гражданами США, им было как-то совсем неловко.
Дама с вуалью и иконой царской семьи уверенно сообщила мне, что крестный ход, который я вижу, это часть молитвенной помощи страдающим за границей детям. Я сразу вспомнил разговор с К., который вырос в относительно благополучном детдоме, но на мой вопрос – “если бы 25 лет назад он бы мог выбрать себе судьбу, в которой не было бы этой “школы жизни”, а была бы американская семья, но при условии, что его бы убили с вероятностью 10%”, – К. не задумываясь ответил, что даже при шансах один к одному, решение для него очевидно, и это не детдомовское детство.
Конечно, отдавать детей заграницу это абсурд, но абсурд вызванный чередой чудовищных событий в жизни каждого ребенка, от которого отказались родители. Мать-наркоманка бросает грудничка в роддоме потому, что жизнь ее чудовищна до последней степени – такая ситуация для ребенка безвыходна. Здесь все плохое, непоправимое уже случилось, но можно использовать шанс, а можно запретить. Я пробую примерить эту шкуру на себя – если бы у меня не было любящей матери, наверное, и никакой Родины бы у меня не было, и жить мне, например, в Америке (даже допустив, что я там только ради пособия приемных родителей) или выживать в российском детском доме – варианты соизмеримые, но в случае с заграничным усыновлением я вижу, как минимум, больше возможностей для начала нормальной жизни.
Из раздумий меня выводит неожиданная речёвка, которую за мегафоном подхватывает толпа: “Россия без сирот!” – отличный заголовок, думаю я, особенно в противовес болотному “Россия без Путина!”. “Запретить сирот, и дело с концом”, – шутят рядом коллеги. Обгоняю марширующих на Тверском бульваре, дожидаюсь пока они дойдут до площади, снимаю каких-то двух, по-моему, совершенно ополоумевших мужиков: “Путин наш президент! Путину четвертый срок!”, мужики снимают себя на видео, явно рады, что я их заметил, и кричат еще громче. “Родина, свобода, Путин! Родина, свобода, Путин!”, вторит мужикам издалека одна из колонн.
Ныряю в метро. Часть протестующих, не оставшихся на митинг, создает толчею, но неразберихи нет, люди стараются держаться группами. Подслушиваю разговоры, у каждой группы есть место, куда нужно доехать и получить расчет за выполненный гражданский долг. Выбираю себе группу с толстым мужчиной в черной куртке и не отходящей от него дамой с древком от флага – их будет просто не потерять в толпе. За турникетами они долго путаются, наконец, решают, как лучше “ехать на красную”. Спускаемся, входим в вагон – толпы уже нет, другие группы, не привлекая внимания, разъезжаются. Ловлю на себе взгляд, женщины с древком, она что-то шепчет тучному спутнику. Стараюсь быть незаметным, но у меня под курткой фотоаппарат с яркой надписью на ремне, перекинутом через шею. В переходе снова выдаю себя, подойдя слишком близко, но захожу с ними в поезд.
– Слышь, ты че за нами увязался? Сенсацию ищешь? – неприятный худощавый гражданин опережает толстяка, который вроде бы уже раскрыл рот, чтобы тоже что-то мне сказать.
Достаю камеру из под куртки, нападение меня тоже устраивает, хотя снять я, конечно, хочу “сенсацию”, которая заключается в том, что на Юго-западной, судя по разговору, каждому в группе дадут рублей по 500.
– Нам денег на забашляют, если ты не отвалишь, понял? – массовка полна решимости.
Сообщаю в ответ, что мне и этих слов вполне достаточно, выхожу на следующей станции и еду обратно на Кропоткинскую. Там расплачиваются с молодежью, много-много подростков с айфонами, все кого-то ждут, разбившись на кучки. Деньги отдают ловко и незаметно, схема налажена давно и четко. Сколько точно стоит два часа таскаться с плакатом или флагом по морозу, увы, разглядеть не получается, но счет на несколько сотенных купюр. На поверхности, у метро, в автобусы рассаживаются “бюджетники”, у них теперь, скорее всего, есть по отгулу. Я искренне надеюсь, что в этот внеплановый выходной хотя бы некоторые найдут минуту, чтобы задумаются о том, почему они живут именно так.
Совсем забыл написать о количестве участников, их было столько, что если бы в конце шествия со сцены выступал кто-то из оппозиции, он бы смело мог озвучить цифру тысяч в 70. Ну а по данным ГУВД было 13 000 человек.
