Москва — Москвичи
Часто ли в городе бывает то, что на твоей памяти не случалось? Нет, я не про пуск новой станции метро, не про открытие остановки наземного транспорта — всё это бывало, и не раз. И не два. Так что удивляться таким вещам смысла нет, как и писать о них тоже.
Да и что в таких случаях может случиться интересного, кроме главы района, толпы направленных из ближних центров образования школьников, да пары местных сумасшедших, кричащих о своём?
Совсем другое дело — открытие идеологически новой системы пассажироперевозок. Тут соберутся и власти — государственные, и городские, и совсем местные. И граждане, желающие поглазеть на диковинку. Все они, в едином порыве, торжественно откроют новое, ещё неведомое, средство передвижения. И первыми, передвинутся на нём в места иные, и невидимые с тех мест, где произошло открытие.
Для таких моментов есть большие праздники, вроде Дня Города, и других Дней, которые пишутся с Заглавной Буквы — да и когда открывать новые транспортные магистрали, как не в праздники? Праздные горожане с выходным настроением сразу же, и с удовольствием, опробуют новое.
Здесь я лукаво умолчу о запуске монорельса, ибо странен его путь, как и его судьба, и нет у него того значения, что приписывают новому Кольцу.
Так случилось, что совсем не в праздничном настроении, довелось опробовать новый транспорт в первый же будний день трассы, в самое напряжённое время. С 17.30 до 20.00, когда в любом транспорте можно наблюдать не только красивый закат за окном, но и множество интересных людей.
Прогулявшись по проспекту, любуясь видами градирни, всего за пятнадцать минут от метро «Волгоградский проспект», прогулочным шагом и без перекуров, я дошёл до станции «Угрешская», где и начал свою бытность пассажиром.
Если бы Ерофеев писал роман «Москва-Петушки», где его герой метафорически ехал бы по кольцу в недостижимые Петушки, то отвечать Сфинксу пришлось бы три, а то и четыре перегона.
А всё потому, что время путешествия между станциями коротко, бесшумно, и незаметно. Стук колёс не настраивает на бодрый ритм, так как не слышен, ход поезда плавен, а пейзаж за окном хоть и разнообразен, но уныл.
Нет за окном тех необозримых полей или тёмных лесов, что настраивают на философско-меланхоличный лад в электричке. Нет того стука колёс, что выводит из дрёмы, и под который хочется рифмовать матерные слова. Нет поддатой трудовой интеллигенции, что движется в неведомые и прекрасные условные Петушки, к своей мечте. Видимо поэтому, в вагоне никто не пил.
На станции «Ботанический сад», в вагоне, вместо Сфинкса, оказался друг и коллега Игорь Генералов. Мы заняли место в самом первом вагоне, на самых первых сидениях, и принялись наблюдать, наблюдая за жизнью пассажиров, а параллельно делиться впечатлениями.
Друг и коллега Игорь Генералов не загадывал мне загадок, а рассказал правду жизни о том, что велосипед в этих вагонах ставить неудобно, ибо приходится сгонять сидящих на откидных стульях пассажиров, занимающих места под вывеской «для велотранспорта». И что нет в его разуме ясного понимания, как же будет работать система пересадки, и будет ли эта кольцевая затея так популярна, когда введут плату за проезд.
Пока он рассказывал, поезд вёз нас всех сквозь север и запад, юг и восток. За окном смеркалось, и поезд настигли зловещие знамения: сперва пункты остановок стали объявлять не те, где мы находились, а предыдущие, после на пассажиров нашло затмение разума, и они не смогли нажать кнопку открытия дверей, которую требуется нажать для этого самого открытия. Вследствие сего затмения разума, пассажиры проехали свою остановку, а после в вагон стали заходить могучие люди в чёрных одеждах, с надписями «полиция» на рукавах и с блокнотами в руках. Они ехали один перегон, выходили, а вместо них входили другие люди в чёрном и с блокнотами, с неизменной нашивкой на рукавах. Они стояли у дверей, и смотрели на закат. Станции же объявлять совсем перестали. Вид блокнотов, людей в чёрном, а также то, что информационное табло в вагоне отказало — всё это поразило меня в душу столь сильно, что пришлось покинуть уютное место и выйти в то помещение, что некоторые зовут санузлом, а иные и вовсе стыдливо — уотерклозетом.
Размеры помещения сортира оказались почти такие же, как комнаты некоторых моих подруг (и в полтора раза больше моей собственной комнаты), и если бы не свойственное любому интеллигенту презрение к сну у параши, то я бы остался там жить и стал бы водить туда прекрасных пассажирок на романтические встречи.
Понятно, что после такого удара по квартирному вопросу, вернулся я в подавленном настроении, и молчал до тех пор, пока поезд не проехал сквозь апокалипсис в местах, где некогда находились цеха завода ЗИЛ. Над чёрной равниной у реки, садилось солнце, а в отдалении высились скелеты новостроек, будто тела павших в этих местах трудовых подвигов.
К счастью, именно эти земли приняли на себя проклятие нашего поезда — объявления остановок включились, табло заработало, а люди в чёрном покинули поезд, и больше не заходили.
Выйдя из нашего красно-серого Блейна Моно на станции Нижегородская, мы всмотрелись в бездну мёртвых провалов, что зияли надписями «Лифт для инвалидов».
Едва мы, сойдя в город по обычной лестнице, ступили на асфальт Рязанского проспекта, чары Кольца в наших душах рассеялись.
Открылось нашим взглядам, что сие кольцо удобно, и люди, во всяком случае пока, им пользуются.
И немедленно выпили.
Рубрика: Разное. Метки: Москва, транспорт, жизнь, горожане, город.